Искусство запрета
Обвинительный приговор организаторам выставки «Запретное искусство-2006» показывает, что сфера запретов может неконтролируемо расширяться от дежурного разгона митингов несогласных до репрессий в отношении «неугодного» искусства по конфессиональным, политическим или любым иным признакам.
Отныне в России официально есть запретное искусство, а государство считает себя вправе давать юридическую оценку тому, что в цивилизованном мире проходит по ведомству спора о вкусах и в принципе не может подпадать под действие права.
Собственно, эту проблему в преддверии приговора по делу о «Запретном искусстве» обозначил министр культуры Александр Авдеев, по духу и художественным вкусам, скорее, близкий к православным организаторам уголовного преследования кураторов выставки. Министр заявил, что «общественная оценка выставки должна быть морально-этической, а не судебной», что попытки применения к таким случаям, Уголовного кодекса «всегда проваливались и потом за них было неудобно».
Относительно мягкий приговор Юрию Самодурову и Андрею Ерофееву (штраф, а не реальные сроки) не должен вводить в заблуждение. Право выбора и право свободы художественного высказывания, которые прямо попираются этим судебным вердиктом (православных активистов никто не заставлял смотреть «богохульную», с их точки зрения, выставку, да еще и создавать ей пиар в СМИ самим фактом судебного процесса), — далеко не единственные последствия этой печальной истории.
Этот приговор — свидетельство полной идеологической каши в головах государственных мужей.
Сейчас, например, есть очевидная, всячески поощряемая властями мода на советское культурное наследие. Но в СССР, причем с одобрения госвласти, над религией издевались неизмеримо более жестко, чем организаторы и авторы произведений, составивших экспозицию «Запретного искусства». Кукрыниксы или Борис Ефимов, по нынешней логике, вообще бы не вылезали из тюрем за богохульство. Однако из самого приговора вытекает совсем уж уродливый конгломерат ценностей, которым руководствуется российская власть (суд, напомним, является в данном случае выразителем официальной юридической позиции государства): у нас получается православная, но многоконфессиональная светская империя в форме республики, при этом положительно относящаяся к предельно антирелигиозной, вульгарно атеистической советской власти.
Впрочем, это не первая попытка юридического вмешательства государства в сферы, в принципе не регулируемые правом. В России были прецеденты судебного преследования изданий за перепечатку датских карикатур с изображением Магомета. Что, впрочем, очень рифмовалось с судебным преследованием газеты «Саратовский репортер» в 2007 году за публикацию коллажа, где Путин был изображен в форме штандартенфюрера СС Штирлица (хотя это наверняка один из любимейших персонажей нынешнего премьер-министра и того ведомства, к которому он относится).
Одно дело — заказ на «придворное», идеологически выдержанное искусство, и совсем другое — попытки государства с помощью репрессивного аппарата запрещать неугодные отдельным группам граждан произведения искусства неофициального или преследовать тех, кто их пропагандирует.
Это явная и совершенно варварская по сути попытка навязать обществу «единственно правильные» представления о допустимом и недопустимом в искусстве. При этом ведь совершенно очевидно, что власть никоим образом не считает оскорблением чувств граждан свое отношение к ним как к безмозглому плебсу, не способному самостоятельно решать, какие книги читать, какое телевидение смотреть, на какие выставки ходить. Именно поэтому «марши несогласных» в центре Москвы, по версии Путина, мешают дачникам, а выставка в Музее Сахарова (никогда, прямо скажем, не являвшемся местом паломничества православных фанатиков, развязавших этот уголовный процесс) фактически объявляется судом преступлением против веры в светской по Конституции стране.
Впрочем, те обыватели, которым этот приговор понравился, могут не радоваться раньше времени. Кроме всего прочего он свидетельствует о готовности власти в любой момент нарушить негласный пакт с молчаливым большинством, заключающийся в невмешательстве в частную жизнь «простых» граждан. Сначала власть лишила население базовых политических свобод, теперь вторгается в сферу искусства, а потом, как показывает история нашей страны, запросто может начать вмешиваться и в повседневную жизнь людей. Уж чем-чем, а искусством запрета наши правители владеют в совершенстве.
