Дощатый город-1
Я хотел бы написать пару колонок про патологическое стремление иркутян к увековечиванию памяти о других иркутянах – в виде памятных досок на иркутских зданиях. Первую колонку я назову «Дощатый город 1», а вторую «Дощатый город 2».
В этой колонке будет просто история из жизни, точнее, даже будет сказать – из смерти. Или даже так – жизни после смерти.
В эпоху «застоя» начальствовал в одном из Иркутских учреждений человек, о ФИО которого я умолчу из этических соображений. Где-то в самом начале 1980-х случилась с ним известная неприятность – он умер. Что в его случае, наверное, было даже к лучшему, ибо человек он был крепких советских убеждений, Советская Атлантида готовилась утонуть в волнах истории, что и произошло через несколько лет после его смерти – то есть он умер, не увидев всего этого позора.
Впрочем, история не о нем, а об его вдове.
Вдова была помладше супруга, полна жизненной энергии и преклонения перед усопшим. Все последующие годы она посвятила себя увековечиванию памяти о своем муже. В разные времена она терроризировала разных других директоров учреждения, в котором начальствовал покойный, а также первых секретарей горкома и обкома, председателей горсовета и облсовета, губернаторов и мэров. Итоги ее активности достаточно внушительные: железная доска на доме, где она проживала; именем покойного назвали маленькую структурку при том учреждении, где он начальствовал; ежегодно проходили специальные конференции его имени; естественно покойный был упомянут во множестве разных подарочных книг с твердыми и красивыми обложками.
Но однажды случилось страшное. До вдовы дошло, что «доска с именем мужа» отсутствует, собственно говоря, на самом здании, в котором расположено учреждение, где он начальствовал (только внутри один из кабинетов назван его именем). Она потребовала от актуального директора срочно исправить положение. Директор был новый, молодой, монументального покойника он в глаза никогда не видел (да и вообще, откровенно говоря, большинство тех, кто его видел, умерли) и он отказал вдове. Прямо заявив, что не хочет превращать учреждение в кладбище.
Директора, впрочем, не предупредили, что он имеет дело не с тихой безутешной вдовой, а со вдовой повышенной активности. Вдова подключила все инстанции – совет ветеранов труда учреждения, советы ветеранов городские и областные, мэра и губернатора. Начальник, сообразив, в какую историю он вляпался, предложил вдове отступные – издать за счет учреждения полное собрание всех записок и писем покойного. Вдова настаивала на требовании повесить доску, присовокупив, впрочем, к своим требованиям и полное собрание сочинений. Тогда начальник справедливо обозлился и заявил, что не будет вообще ничего.
Буря завертелась с новой силой. Совет ветеранов учреждения раскололся на две фракции. Те, кому покойник, видимо, попил крови при жизни, выступили против доски. Кто стал ветераном после его смерти – за доску. На заседания совета ветеранов можно продавать билеты. Все супермаркеты тщеславия отдыхают по сравнению с тем, что там творилось. По большому блату мне (как человеку социально любопытному) обещали устроить там секретное местечко в углу, но не решились – пощадили мою нервную систему.
История, впрочем, неожиданно закончилась мирным образом. По крайней мере, для меня, как наблюдателя. Учреждение перевели в другое здание. И я перестал следить за развитием событий.
Но вдова-то какова? Вот это женщина. Больше тридцати лет непосильного мемориального труда. Да другая бы за это время имя покойного супруга забыла. Я всем своим женатым друзьям сразу так и сказал: вдову надо воспитывать заранее. А то помрешь и забудут о тебе тут же.
Итак, это была история о памятной доске, которой не случилось. Продолжение следует...