Смирение
Я поехал в город Калининград, и там произошли со мною два знаменательных события. Я поехал писать репортаж о том, как активисты движения FrontAIDS прикуются к дверям калининградской мэрии цепями, чтобы обратить внимание местных властей на проблему недоступности лечения от СПИДа.
Они выбрали Калининград, потому что там эпидемия началась раньше, чем в других российских городах и там уже умерли семьсот человек. Эти люди могли бы жить, если бы получали лечение. В других городах, если не будут получать лечение, станут умирать в ближайшее время десятки или сотни тысяч людей.
Акция прошла успешно, активисты приковались к дверям мэрии, развернули плакаты, привлекли внимание, были препровождены в милицию, потом оштрафованы за нарушение общественного порядка и отпущены.
А вечером мне позвонила одна местная журналистка. Она спросила:
– Почему именно Калининград?
Я сказал:
– Потому что тут погибли семьсот человек.
– Вот я и говорю, – продолжала девушка. – У нас погибли всего семьсот человек за десять лет. Может быть, это кампания против мэра?
– Всего? – я даже как-то опешил слегка от такой постановки вопроса. – Вы считаете, что семьсот человек это немного? Это же в два раза больше, чем в Беслане...
Я пытался представить себе эту девушку. Вот она живет же как-то. У нее, наверное, есть родители, может быть, дети или жених. Вот она живет как-то, и у нее в голове легко укладывается, что в городе погибли семьсот человек, а могли бы жить. Она, наверное, представляет себе, что семьсот человек – это много, это целая толпа. Но у нее почему-то легко укладывается в голове, что все эти люди умерли, тогда как могли бы жить. Что с ней? Она монстр? Чудовище? Может быть, ей ампутировали мозг?
Голова у нее забита виртуальными интригами губернатора против мэра или мэра против губернатора, а смерть семисот человек не привлекает ее внимания нисколько. И она искренне не верит, что смерть семисот человек может кого-то заботить. Идиотка!
Еще я говорил у порога заблокированной активистами FrontAIDS Калининградской мэрии с начальником комитета по делам молодежи Игорем Шлыковым. Он оказался приличным человеком, он говорил, что проблема, поднятая прикованными, важна, и надо ею заниматься. Он только был не согласен с радикальными методами. И еще он смешивал проблему наркомании с проблемой СПИДа. Я пытался говорить ему, что это все-таки две разные проблемы, но он не очень понимал, почему я считаю эти проблемы разными. Он сказал:
– Вы же знаете, что у нас в «таборе» делается.
Я знаю, что у них делается в «таборе». Табор – это такой поселок, где героин продается прямо в ларьках. То есть стоит такая деревянная будка, в будке сидит человек, получает деньги и выдает героин.
Подумайте секунду. Глава комитета по делам молодежи Калининградской мэрии знает, где именно и как именно в его городе продается героин. Он знает также, что место, где продается героин, известно милиции и УФСБ. Он знает, что милиция, УФСБ и Госнаркоконтроль не препятствует свободной практически продаже героина в «таборе». И это все как-то укладывается в голове у главы комитета по делам молодежи.
Как? Я хотел бы знать, как укладывается в голове журналистки смерть семисот людей. Я хотел бы знать, как свободная продажа героина в городе укладывается в голове городского чиновника. Это простые вещи. Девушка-журналистка должна была спросить себя, может ли она смириться со смертью семисот человек. А городской чиновник должен был спросить себя, может ли он смириться со свободной продажей героина в городе.
Почему белорусы смиряются с абсолютной властью Александра Лукашенко? Почему журналисты смиряются с необходимостью врать в интересах государства? Почему солдаты смиряются с обычаем убивать мирных граждан? Почему матери смиренно отдают своих детей в солдаты?
Почему это? Все эти люди глупые или трусливые? Или то и другое вместе?
