Нэлли Матханова: Из России - с любовью
Кажется, я познакомилась с ее изображением раньше, чем с нею самой. На одной из выставок известной и всеми любимой иркутской художницы Галины Новиковой я увидела необычайно колоритный портрет восточной женщины. Смоляные волосы, характерный разрез глаз, взгляд которых прятался за стеклами очков. Ее лицо казалось непроницаемым, ведь мысль, настроение, характер человека читаются в его глазах.
Эта женщина оставалась тайной. Это был портрет Нэлли Матхановой - модель и художница были знакомы и дружили, и уже потом, много позднее, мы, состоявшие в клубе творческих иркутянок "Фемина", ведомые Нэлли Афанасьевной Матхановой, приходили в мастерскую к Галине Евгеньевне Новиковой, с интересом рассматривали детали обстановки, картины, антикварные вещицы... И конечно, с интересом узнавали их обеих.
К тому времени Матханова, а наш рассказ как раз о ней, была уже писательницей с книгами, с именем. А сегодня, встретившись с нею в преддверии ее юбилея, я убеждаюсь снова и снова, насколько интересна ее творческая биография.
В истории семьи - история страны
- Нэлли Афанасьевна, вы производите впечатление потомственного интеллигента. Это так на самом деле? Кто были ваши родители?
- Мой отец принадлежал к технической интеллигенции – он инженер-экономист, учился в Питере, работал вместе с иностранными специалистами на строительстве Сталинградского тракторного завода. А я родилась в селе Голуметь, Аларского района, где вскоре оказались родители. Моя мама - из семьи середняков. Родители, принявшие крещение буряты, знали хорошо и свой, и русский язык, русскую культуру, при этом оставались близкими к традициям буддизма и шаманизма.
Как снова оказались в Сибири родители, давно уехавшие из родных мест? Причина была тоже распространенной по тем временам. Однажды их вызвали в НКВД, долго держали там и велели прийти назавтра снова с паспортами на руках. То, что могло за этим последовать, ни для кого не было загадкой. Арестов боялись все, кто был (хоть в чем-то!) и не был виноват. Раздумывать было некогда. С тремя детьми семья срочно сорвалась с места, и вскоре Матхановы оказались в Иркутске, затем в Верхоянске, где отец, очень ценный специалист, нашел себе работу.
...Маленькая Нэлли осталась жить у голуметской бабушки.
- Я знала только ее, звала бабушку мамой. Когда меня, шестилетнюю, родители решили забрать к себе, мне было очень трудно расстаться с бабушкой и привыкать к своим брату и сестре, которые для меня были почти чужими.
А когда началась война, отец перевез семейство в Иркутск, где Нэлли пошла в школу, а сам ушел на фронт.
- У меня было обычное военное и послевоенное детство. 26-я школа, где я училась, располагалась в церкви, в которой не было ни освещения, ни отопления. Мы росли голодными и продрогшими...
- Вы связывали свои мечты с журналистикой - или случайно угадали свое призвание?
- Я мечтала после школы учиться в Москве. Знала, что на Ленинских горах есть главный университет страны - МГУ, и очень хотела туда поступить. В 9-10-м классах я уже вовсю публиковалась в областной "Молодежке" и чувствовала себя более или менее уверенно.
Она действительно отважилась, дерзнула - поехала в Москву, и хотя по конкурсу на каждое место претендовало 35 человек, она его выдержала, экзамены сдала успешно и поступила на газетное отделение факультета журналистики.
У кого ум, у кого - шарм...
- В университете мы жили весело и интересно, - вспоминает Нэлли Афанасьевна. - Вместе с нами учились дети премьер-министров европейских стран, ребята из Китая, Японии. Я подружилась со стажеркой из Сорбонны, француженкой, с ее помощью хорошо узнала европейское искусство - ведь у нас такие художники, как Поль Гоген, Ван Гог, были еще запрещены, а мою французскую подругу это только забавляло: как можно запретить искусство? Общаясь с нею и с другими девочками, ее соотечественницами, я убедилась, что француженки действительно не бывают некрасивыми. Утонченность, европейская культура во всем - в манерах, в поступках, в умении мыслить и одеваться. Нам этого не хватало, хотя так хотелось, чтобы и о нас говорили: "Есть шарм!" Хотя, может быть, мы были умнее, начитаннее, глубже.
- А потом вы оказались снова в Иркутске... Как происходило начало журналистской карьеры? Что менялось в судьбе?
- Я попросила распределение в Иркутск, сюда же приехал выпускник философского факультета МГУ Володя Жемчужников, Владимир Борисович, - но познакомились мы с ним только в Иркутске. Общая альма-матер, конечно, сблизила нас изначально. Мы поженились и живем с Володей по сей день в полном согласии.
А работать я пришла сначала в "Восточно-Сибирскую правду". И хотя это была главная партийная газета области, время было благоприятное - хрущевская оттепель, мы писали серьезные материалы на самые разные темы, и нам это позволялось... Мне нравилось писать на этические, моральные темы. Знание психологии, хорошее владение словом - мы этому учились и чувствовали, как пригождаются полученные знания, как выручает хорошая школа. Я к тому времени неплохо знала театр, кино, литературу, постоянно посещала художественные выставки - это тоже было основой для дальнейшей работы. Вскоре перешла на областное телевидение – уже главным редактором художественного вещания.
Тогда телевидение было принципиально другим – вместо мыльных бесконечных сериалов ставились телеспектакли – по повестям Шастина, Распутина. Записывались фрагменты театральных постановок, приглашались на экран театральные и концертные коллективы и отдельные артисты, гастролировавшие в Иркутске. И любимыми жанрами Нэлли Матхановой были творческий портрет, очерк, телеспектакль - к ним она писала инсценировки. Кроме этого, были, конечно, и диалоги, интервью с творческими людьми, работавшими на ударных стройках, - ведь таким было время.
От журналистики - к литературе
- Вы были, насколько мне известно, знакомы с Вампиловым?
- Я знала практически всех из той "иркутской стенки", которая прогремела на Читинском писательском семинаре. Но с Александром Вампиловым мы дружили. Он бывал в гостях в нашем доме, у нас проходили первые читки его пьес, от "Чулимска" до "Утиной охоты". Помню свое ощущение в один из таких счастливых в творческом плане совместно проведенных вечеров. Саня читал, мы слушали, и вдруг я отчетливо поняла, как он талантлив, необыкновенно талантлив! Мастер большой и настоящий. Я не забуду общения с Вампиловым. Его юмор, его ум, понимание жизни поражали. Он всегда сохранял здравый рассудок. В любом жарком споре стоило ему сказать одну фразу - и все сразу становилось на свои места.
- А как вы пришли к литературному творчеству?
- Что-то, очевидно, зрело в душе, потому что однажды летом, живя на даче в порту Байкал, я прочно засела за письменный стол. В то лето и была написана моя первая повесть "Чтобы в юрте горел огонь". Это была повесть о трудном детстве бурятской девочки, о том, как много ребенок должен научиться преодолевать, чтобы стать счастливым, как важно уметь прощать и понимать другого человека. Мне очень помогло знание бурятского быта, каких-то деталей, даже то, что я видела шамана, который молил природу о дожде, мне пригодилось.
Моими первыми читателями были друзья - Натан Эйдельман и Александр Свободин. Они приняли повесть, высоко оценили ее, посоветовали издать в Москве. В очередной своей командировке в Москву я так и сделала: отправилась с рукописью в издательство "Детская литература". У заведующей отделом редакции, которая меня приняла, я заметила на полке знакомую с детства книжку "Рыжик" Ренара - и почему-то подумала, что мне повезет.
И не ошиблась. Вернулась в Иркутск, а вскоре издательство прислало мне договор на выпуск книжки. Так что дебютировала я в Москве. Потом была книга в "Современнике" – еще несколько повестей, и в конце концов несколько хороших писателей посоветовали мне вступить в союз, дали рекомендации. Принимали меня тоже в Москве, минуя иркутскую организацию. Так я стала профессиональным писателем, членом творческого союза.
В Америку - с любовью
- Нэлли Афанасьевна, по вашей пьесе "Из Америки – с любовью" в Иркутском драматическом театре был поставлен спектакль. Пьеса написана на реальной основе. А потом ее увидели и американцы?
- Да, все началось с моего знакомства с иркутянкой Лидией Склоччини. После пылкого "почтового романа" она вышла замуж за итальянского американца, который приехал к ней в Иркутск, и они поселились на набережной Ангары. Он так радовался своей любви, так хотел построить с русской женой свой дом! Любовь светилась в его глазах. А потом я узнала, что они уехали в Америку - он очень серьезно простудился и заболел, и уже не смог выкарабкаться... Потрясенная этой историей, я написала сначала газетный очерк, но эта тема продолжала меня мучить, и я поделилась своими мыслями с директором драматического театра Анатолием Стрельцовым. Он поддержал: "Пишите пьесу!"
Я написала. Ставил ее Изяслав Борисов, которого я очень уважала за талантливую постановку вампиловских пьес. Мне тоже, можно сказать, повезло - спектакль имел большой успех в Иркутске, а вскоре театру удалось дважды вывезти его на гастроли в Америку - мы показали его в городах Калифорнии, Орегона и Филадельфии. Публика шла валом, в том числе и русскоязычная. Американцы иначе оценивают увиденное. Если им нравится, они относятся к тебе как к лучшему другу – дарят цветы, подарки, после спектакля не расходятся – хотят общаться. Мне было вдвойне приятно - я видела, с какой теплотой они нас принимают, много было хороших отзывов в прессе... Они писали: "Приехали русские и принесли нам свою историю любви". Конечно, их трогало и то, что один из героев был американцем.
Балет "Шаманские сновидения"
- А потом был поставлен балет по вашему либретто?
- Да, в его основу легли бурятские шаманские легенды. Главный мотив балета - девушка, которая умирает молодой, не познавшей женского и материнского счастья, превращается в демона и мстит за свое несостоявшееся материнство. Осуществился балет в Русском драматическом театре имени Н.Бестужева в Улан-Удэ. Прекрасный балетмейстер Нэлли Дугаржабон поставила его так, что от шаманских плясок, от невероятно энергетически напряженной музыки захватывало дух.
- Я видела этот балет в Иркутске, куда театр приезжал на гастроли.
- А премьера его прошла в Беркли и Сан-Франциско, где находится мировой центр по изучению шаманизма. Публика пришла самая изысканная, самая подготовленная - ученые, специалисты в этнографии. Пришли, кстати, и наши музыканты из "Белого острога", бывшие иркутяне. Успех был колоссальный! Гастроли продолжились в северной Калифорнии, на озере Тахо, и добрались наши "Шаманские сновидения" до Чикаго.
Сибирская сакура
- Что сегодня вас занимает? Что - на рабочем столе или в творческих планах?
- Меня очень волнует тема японских военнопленных, узников Тайшетлага. Я перечитала немало дневников, воспоминаний об этом - вот, скажем, японский художник Ямасито Сидзоу писал об этом и создал целую галерею линогравюр. По его записям видно, что они жили и держались надеждой, и каждую весну, когда в Сибири зацветала черемуха, они вспоминали цветущую сакуру у себя на родине. Он пишет, что русские делились с ними последним куском хлеба, что в лагере они переживали и любовь, и надежду, и трагедии. Многие японцы остались потом жить в Сибири, женились на русских женщинах, заводили семьи. Вот об этом я и написала пьесу "И в Сибири сакура цветет". Послала ее в Японию. Ею заинтересовались, но вопрос постановки не решен - нужны средства, нужна поддержка наших властей. Они со своей стороны такую помощь обещают, предлагают чуть ли не актеров своих, сто человек готовы приехать сюда на премьеру, но полностью окупить расходы они не могут. Так что пока - неопределенность. Работаю над путевыми очерками - и, конечно, мечтаю, чтобы моя пьеса состоялась как спектакль!
- Думаю, всем нам это было бы тоже интересно! Так же, как и более широкое знакомство с "Шаманскими сновидениями". И очень хочется верить, что все это - будет! А пока – с юбилеем вас!