Граница на замке
У моего дедушки была дача. Прекрасная дача у живописного лесного озера и посреди соснового бора. Каждый год всю жизнь, сколько я себя помню, и сколько помнит себя моя мама, мы проводили на этой даче лето. Ну, знаете, как это бывает: купались в озере, рыбачили, наведывались запросто в гости к соседям, которых знали по сто лет, собирали грибы, отходя от дома метров двадцать и сразу попадая в лес. Это была довольно счастливая жизнь.
Дедушка мой уже умер, когда выяснилось вдруг, что поселок, в котором располагается наша дача – элитный. Выяснилось, что недвижимость в поселке стоит каких-то нереальных денег, и каждый человек, разбогатев, только и мечтает купить земли в том самом сосновом бору, куда я с младенчества хаживал по грибы, и на берегу того самого озера, в котором я с младенчества купался и удил рыбу.
Рядом с нашим домом стали строиться новые дома, большие и иногда даже красивые. На фоне этих домов наш дом и дома наших соседей выглядели совершеннейшими собачьими будками. Соседи злились и завидовали, называли всех вновь приехавших неуклюжим словом «новые русские» и считали своим долго костерить их за безвкусицу и гигантоманию. А я спорил с соседями и говорил, что вот, дескать, на наших глазах и бок о бок с нашими дачными участками растет новый класс хозяев и собственников земли, которые обустроят жизнь на западный манер – с газонами и геранью.
Они действительно обустроили жизнь. В поселке проложили асфальтовые дорожки, которых сроду не было. При въезде в поселок поставили шлагбаум, и даже, говорят, провели магистральный газ.
Неприятно было только то, что лес, в котором я с младенчества собирал грибы и чернику, оказывался вдруг частной собственностью и окружался забором, и я уже не мог повести в лес дочку, чтобы показать ей дерево, похожее на слона. Впрочем, дети иногда лазали через забор в этот ставший частной собственностью лес, и пришлось владельцу окружить свой участок трехметровой кирпичной стеной, отчего лесная дорога, которая раньше был живописной, превратилась в кирпичный коридор.
Непонятно было также, почему владельцы новых участков ставят свои заборы вплотную друг к другу и не оставляют между своими участками хотя бы узких тропинок, чтобы можно было пройти на озеро или в лес, или на станцию. Любое путешествие на даче стало дальним, потому что всюду образовалась частная собственность, и нельзя было срезать путь по тропинкам через лес.
Формально, разумеется, эти люди были правы. Им действительно принадлежит земля, которую они окружают трехметровым забором. И они действительно не должны отрезать от своих участков землю, чтобы оставлять тропинку на озеро или тропинку на станцию. Однако же по человечески все мои соседи согласны, что приличнее было бы тропинки заборами не загромождать и не превращать поселок в кирпичный лабиринт. Всем было бы приятнее, если бы лес оставался лесом, и если бы можно было подойти к озеру. Чисто по человечески довольно мило бы даже иногда пускать детей на частные участки, чтобы дети могли, например, посмотреть дерево, похожее на слона.
Но формально они правы. От этой формальной правоты сосновый бор, ради которого так дорого стоят в нашем поселке участки, перестал быть сосновым бором, и лесное озеро, на берегу которого участки стоят еще дороже, перестало быть лесным озером, а стало озером посреди густонаселенного поселка.
Я теперь почти никогда не езжу на дачу. Там стало неприятно.
Но я это все рассказываю к тому, что точно такая же история, как у нас в дачном поселке, происходит и в отношениях России и Японии по поводу Южнокурильских островов. Формально в конце Второй мировой войны мы завоевали их. Правда, в отличие от наших новых дачников, не сделали там ни асфальтовых дорог, ни магистрального газа. Но японские рыбаки привыкли ловить там рыбу, точно так же, как мы на даче привыкли собирать грибы в лесу за забором.
Мне интересно только, почему подавляющее большинство людей в России осуждают новых дачников, когда те застраивают лес и не разрешают детям играть на своих участках. Почему тогда, хотелось бы знать, подавляющее большинство людей в России сочувствуют российским пограничникам, которые не разрешают японским рыбакам промышлять там, где те промышляли испокон веку?
А вот представьте себе: у вас есть дача, ваши взрослые дети залезли на участок к соседу пусть даже и воровать яблоки. А сосед, защищая свою частную собственность, открыл предупредительный огонь и убил одного из воришек. Почему на даче это кажется вам отвратительной жестокостью, а в Японском море – законной защитой государственной границы?