«Трансфомеры-3. Месть матрешек»

Чем блеснула Россия на национальной выставке в Париже.

Председатель правительства России Владимир Путин побывал на Российской выставке в Париже, а специальный корреспондент «Ъ» АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ жалеет только об одном: что премьер не дошел до экспозиции Зураба Церетели и Никиты Михалкова.

Российская национальная выставка «Париж-2010» поражает не только воображение. Она бьет наповал в сердце и душу.

В центре экспозиции хоровод матрешек. Их 16, от шести до шестнадцати метров в вышину. Хотелось, наверное, сделать их еще выше, дальше, сильнее – но тогда им нужен был бы не выставочный Гран-Пале в центре Парижа, а просторы всей России-2010. И то бы не хватило.

Это не матрешки, конечно. Это Матрёны. Или, вернее, матроны.

От них можно ожидать чего угодно, и за это мы должны быть благодарны фантазии режиссера-постановщика Бориса Краснова. Они могут раскрыться нам навстречу, а внутри окажется Эйфелева башня почти в натуральную величину или, например, боксер Николай Валуев – в натуральную. А могут они быть ростовыми (а вернее, безразмерными) куклами, которые и в самом деле сойдутся в безумном хороводе, перед которым померкнет голливудский блокбастер «Трансформеры».

Поэтому я с опаской ходил мимо кукол, присматриваясь к залитому льдом катку перед сценой, и силился вспомнить, что он мне напоминает.

Французов, собиравшихся здесь на открытие выставки, каток интересовал, впрочем, меньше, чем футбольное поле в паре сотен метров от Гран-Пале. На этом поле установили такой же как в выставочном центре гигантский экран, чье назначение на футбольном поле было исчерпывающе понятным: вечером должна была начаться прямая трансляция футбольного матча Франция—Уругвай, которого Франция ждала четыре года (насчет Уругвая уверенности нет).

Какие ожидания Франция связывала с катком в окружении матрешек в Гран-Пале, представить себе было непросто.

Начиналась эта великая экспозиция с автомобиля «Лада Калина—спорт» и с «Нивы» обыкновенной (последнее обстоятельство подчеркивала ее цена: €5 тыс.).

Напротив был павильон «Роскосмоса», и в честь организаторов этого павильона необходимо сказать, что макет ракеты-носителя «Протон» оказался в три раза ниже, чем макет самой маленькой из матрешек.

Еще одним украшением выставки была французская певица Мирей Матье, время от времени поглядывавшая на матрешек с таким трепетом, что, по-моему, ей казалось, что они вот-вот разглядят ее с высоты своего роста и пойдут к ней знакомиться, а она не сможет им отказать – с высоты своего возраста.

Экспозиция Калининградской области состояла из добытого там янтаря, а в центре была размещена фотография Скарлет Йоханнсон в рамке из янтаря. Очевидно, в качестве янтаря устроители стенда были уверены меньше, чем в качестве Скарлет Йоханнсон.

Заместитель директора Департамента внешней торговли Минпромторга РФ Дмитрий Готовцев, показывавший экспозицию в целом, рассказал, что особенно привлекательно выглядит стенд Чеченской республики:

– Чечня поднялась, – рассказывал он, – здесь появилось огромное количество промышленных предприятий, художественных школ!... Инвестиционный интерес к ней огромен во всем мире!

Было такое впечатление, что он рассказывает это сейчас французскому премьер-министру Франсуа Фийону. А может, просто на мне и репетировал речь перед ним Дмитрий Готовцев.

Подлинным украшением выставки стала композиция «Четыре мушкетера», изготовленная легендарным грузинским скульптором Зурабом Церетели. Мушкетеры здесь исполнены в нехарактерном для скульптора стиле: они всего-то в два раза выше человеческого роста.

Композиция будет установлена в провинции Гасконь.

– Этот вопрос решен? – нерешительно спросил я.

– На сто процентов! – ответил Дмитрий Готовцев.

– Кем? Церетели? – уточнил я.

– Что вы! Берите выше! – отозвался господин Готовцев. – Руководством провинции Гасконь!

Не понимаю, за что он так отозвался об уровне влиятельности Зураба Церетели.

Я изучил композицию «Четыре мушкетера». Четверо наших великих актеров, включая, конечно, Михаила Боярского, стояли, скрестив шпаги и отчего-то демонстративно не глядя друг на друга, словно им было за что-то сильно неудобно. Ну, в общем, понятно, за что.

– Просьба у них была, чтоб я сделал это, – пояснил сам Зураб Церетели, имея в виду, очевидно, гасконцев. – Доканали… Что вы говорите? На наших похожи? Да ведь самое важное – это пластика, объем… французы же не знают, кто это, им все равно… А нам, россиянцам, приятно.

– А вы это показывали кому-нибудь? – осторожно спросил я.

– Нет, – потупился художник. – Еще никто не видел…

Я, конечно, поинтересовался у Зураба Церетели его творческими планами. Ведь они всегда чреваты какими-то серьезными последствиями.

– Есть один план…– уголки его губ тронула мягкая улыбка. – Но, наверное, рано говорить… ну, если вы так просите… «Европа – наш общий дом!» Так будет называться эта работа! Подробности не скажу, и не просите: украдут!...

Стенд «Газпрома» уже не в первый раз поражал отсутствием чего-либо. Чистое пустое пространство.

Действительно, газ-то бесцветный.

– Да, – подтвердил глава «Газпрома» Алексей Миллер. – А что еще нужно? Вот, поставили два флажка на столике – и всем все понятно.

Владимир Путин и Франсуа Фийон тоже обошли экспозицию.

– А Владимир Владимирович на меня посмотрит? – с тревогой спросил вице-премьера Игоря Сечина Зураб Церетели.

– Конечно! Да тут больше и смотреть-то не на что! – успокаивал его господин Сечин.

Журналистов, сопровождавших премьеров, было столько, что они могли снести не только рядовые экспонаты выставки, а и самих матрешек. Я видел, как высокопоставленный сотрудник ОКБ «Сухой» с отчаянием в глазах вцепился в макет «Суперджета-100»: мимо проходили премьеры и сопровождавшие их журналисты. Макет стоял, но трещал по швам (никакие летные испытания не заменят ему этого).

– Скажите, – по дороге успевала спросить одна журналистка президента Национального олимпийского комитета Александра Жукова, – в тысяча девятисотом (1900) году на такой же выставке был представлен проект Транссиба…

– Тогда Краснова еще не было, – засмеялся Александр Жуков.

– Ну и что? – журналистка хотела спросить о чем-то другом. – А сейчас?...

– А сейчас он есть! – триумфально подытожил Александр Жуков.

– Да, – подтвердил тут же откуда-то возникший постановщик Борис Краснов, отвечающий за художественную часть выставки. – Мы с Жуковым олимпиаду в Сочи выиграли!

Стоп! Я вспомнил, откуда взялся каток в центре зала, неумолимо теперь превращавшийся в глубокую лужу. Из Гватемалы. Там он тоже был… Украшение Русского дома…

Я хотел сказать Борису Краснову, что они там все-таки не Олимпиаду выиграли, а право не ее проведение. Но жалко было лишать человека великой иллюзии.

По крайней мере, мне теперь было понятно происхождение еще одной величественной части экспозиции: над сценой по самым потолком витала зловещая Жар-птица.

Это же с московского Евровидения.

Владимир Путин внимательно осматривал экспозицию, потрогал руками скульптуру борца сумо работы художника Даши Намдакова, но до работ Зураба Церетели, увы, не дошел («Зураб Константинович!.. Зураб Константинович!... – слышал я голос Бориса Краснова через четверть часа после того, как Владимир Путин уехал. – Где вы?!!» Борис Краснов хотел утешить Зураба Церетели. Но как утешить безутешного?).

И еще одного стенда не увидел Владимир Путин. Саит Губайдуллин, производитель охотничьей одежды, арендовал место на выставке для своей продукции. В центре стенда находится огромный портрет режиссера Никиты Михалкова.

– Он мой партнер, – пояснил господин Губайдуллин. – Видится с губернаторами часто, так что у них эта одежда тоже есть…

Никита Михалков был в зимнем камуфляже со снайперской винтовкой в руках. Поперек своего портрета Никита Михалков сделал к нему подпись: «Из России – Франции, с любовью. Н.Михалков».

На фоне этого портрета померк сам Никита Михалков.

Да и вся Россия тоже.

Андрей Колесников
Фото: Дмитрий Азаров